Новости 24То, что первые реакции на пригожинский поход на Москву были продиктованы эмоциями, естественно. Россия за три десятилетия успела основательно подзабыть, что такое перевороты и вооружённые мятежи.
С позднего вечера 23-го и на протяжении почти всего дня 24 июня российская общественность испытывала колоссальный стресс. С каждым пройденным колоннами “вагнеров” километром, с каждым сбитым военным вертолётом Россия приближалась к смуте и междоусобной войне.
Вечером 24-го, когда стало известно о заключении с Евгением Пригожиным неких соглашений, результатом чего стала остановка “марша справедливости” вблизи границ Московской области и уход бойцов ЧВК из Ростова, многие, уверен, отёрли с лиц холодный пот – медиакартинка начала создавать поверхностное впечатление, что кризис благополучно разрешён.
Только разрешён ли?
Не владея всей полнотой информации, которую прямые участники событий, за исключением президента Белоруссии Александра Лукашенко, предпочитают скрывать, трудно воспроизвести картину в деталях, но всё-таки общие контуры разглядеть можно.
Безусловно, мятеж 23-24 июня – не инсценировка и не спектакль. Вагнеровцы шли на Москву всерьёз, и очевидно, что гласно заявленное Пригожиным намерение расправиться с руководством Министерства обороны и Генерального штаба (а возможно, и не только с ними) действительно имелось. Как имелась и психологическая готовность проливать кровь.
Вместе с тем, глупо предполагать, что Пригожин действовал по заданию западных спецслужб как банальный наймит (такая версия на государственном телевидении 24 июня озвучивалась настойчиво). В таком случае шеф “Вагнера” пошёл бы до конца и заведомо проигнорировал бы призывы со стороны любых переговорщиков.
Не вызывает сомнений, что приказ Пригожина бросить формирования на Москву не был результатом эмоционального срыва. Акция, судя по всем признакам, готовилась заранее, план марш-броска на столицу штабисты Пригожина составили не на коленке, материальное обеспечение было на уровне войсковых операций. Единственным проколом пригожинцев на начальном этапе мятежа представляется разве что откровенно странное видео о последствиях якобы авиаудара по полевому лагерю ЧВК, на котором нет ни воронок от взрывов, ни следов разрушений, ни тел. Словно бы само его появление в Сети явилось спонтанной реакцией на нечто, ломающее изначальный сценарий и вынуждающий ускорить действия.
Мятеж – удар в колокол, и он звонит по России. От фигуры Пригожина веет духом смуты, но не будем забывать, что время всегда выталкивает на арену наиболее соответствующий ему человеческий тип.
Присутствует ли понимание этого в обществе? Не факт.
На протяжении более чем тридцати лет людей в России страстно убеждали, что любые социальные потрясения и катаклизмы – результат исключительно злой воли революционеров и прочих “бесов”, потому инерцию мышления многим преодолеть трудно.
Но смуты, конечно же, возникают не от смутьянов.
Даже вооружённые перевороты (как и их выраженные попытки) никогда не происходят в условиях общественного консенсуса и прочности пирамиды власти. Наоборот, они – прямое следствие всеобщей дезорганизации и раздрая в верхах. Февральская и Октябрьская революции, корниловский мятеж, ГКЧП, ельцинский переворот 1993 года происходили именно в ситуациях острейших общенациональных кризисов, необратимого разрушения существовавших на тот момент институтов государства.
Надо быть слепым, чтобы не видеть, что схожий процесс разворачивается теперь и в России. Чем дальше – тем больше “долгое государство Путина” выглядит дисфункциональным.
В подробный анализ причин дисфункциональности, уходящей корнями в олигархическую природу утвердившегося в РФ с середины 90-х общественного строя, вдаваться сейчас не будем. Но то, что кризис строя, вызванный глубочайшим несоответствием его природы явленным ходом истории вызовам, усугубляется – ясно.
Сдача врагу осенью 2022 г. обширных территорий Херсонской области вопреки политическим итогам сентябрьского референдума; становящийся всё более очевидным тупик позиционной войны, в которой в отсутствие массовых мобилизаций и при отказе от официального признания государством самого факта ведения войны не представляется возможным добиться перелома; постоянные провалы дипломатии, ориентированной на достижение с США и Западом заведомо невозможного компромисса; неспособность защитить даже Белгородскую область от разрушительных обстрелов и налётов украинских ДРГ – всё это только наиболее зримые симптомы назревающего системного кризиса.
Выступление Пригожина более чем вписывается в эту становящуюся всё более зловещей картину. Напряжённость в отношениях между руководством “Вагнера” и командованием Минобороны обозначилась не накануне мятежа. Она усиливалась в течение по меньшей мере полугода, а первые вооружённые стычки между регулярными частями и “вагнерами” имели место ещё в мае-месяце.
23-24 июня по всей конструкции государственной власти был нанесён новый мощный удар, и в определённый момент показалось, что он достиг цели. Тот факт, что о достижении с Евгением Пригожиным неких договорённостей судьбоносным вечером 24 июня общественность России узнала не от официальных лиц РФ (действия которого они объявили национальной изменой), а из сообщения пресс-службы Александра Лукашенко (президента пусть и союзной, но всё-таки другой страны) только укрепляет в ощущении временного паралича российской власти.
Cпецслужбы государства в этих событиях показали неэффективность, не сумев ни вскрыть подготовку к мятежу, ни погасить его в зародыше.
Военное командование не сумело противостоять мятежному “Вагнеру”, не только допустив захват штаба целого военного округа в Ростове, но и не сумев ничего толком предпринять, чтобы остановить движение вагнеровских колонн на Москву.
Среди чиновников, как свидетельствуют очевидцы, преобладала растерянность, и, зная их нравы, рассказы о том, что 24 июня из Москвы начался драп вип-персон, не выглядят преувеличением.
Оправилась ли власть от потрясения – вопрос. По крайней мере, тот факт, что уголовное преследование в отношении руководителей мятежа было прекращено, толком не начавшись, свидетельствует не в пользу дееспособности государственной машины.
Резкое “сдувание” мятежа (как и крайне расплывчатые, далёкие от подлинной конкретики комментарии высших лиц РФ) создаёт устойчивое ощущение вязкой и протекающей с переменным успехом борьбы в самых верхах, влезть в которую пожелал и Пригожин. Сколь далеко простирались его намерения, можно только предполагать, но любой переворот всегда включает две составляющие: военную и политическую. Военную часть исполнял “Вагнер” (и исполнял в целом успешно), в то время как политические союзники Пригожина (объявление марш-браска “маршем справедливости” делалось, очевидно, с политическим прицелом) на сцене так и не объявились. Однако их участие в событиях можно предполагать хотя бы в итоговом соглашении о судьбе мятежной ЧВК, которая не подвергается никакому преследованию, а фактически передислоцируется в Белоруссию, словно бы для того, чтобы и впредь маячить грозной тенью на западных рубежах страны.
Наверное, впервые за всю историю России вооружённый мятеж остался для мятежников вообще без всяких последствий, и единственный ущерб, который, согласно официальным сообщениям, может понести Пригожин, – это финансовые выплаты семьям погибших от огня вагнеровских ПВО военных лётчиков.
Помимо государства сильный политический удар был нанесён и персонально по президенту РФ. Всей стране теперь очевидно, что сама возможность мятежа явилась результатом его ошибочных решений, когда вначале было допущено возникновение в РФ полнокровной и параллельной общевойсковой армии, а затем не был своевременно улажен конфликт между её командованием и командованием Минобороны. В такой ситуации обесценивание полным отсутствием реального действия публично произнесённых слов об “ударе в спину” и “национальной измене” выглядит, возможно, и “мелочью”, но именно такие мелочи, накапливаясь на чаше весов, в конечном итоге и склоняют её необратимо.
Таким образом, если вопрос о победителе (победителях) в событиях 23-24 июня ещё нуждается в прояснении, то понёсшая безусловный урон сторона видна невооружённым глазом: российская государственность и её глава.
Источник: