Новости 24Двести лет назад – 26 сентября 1818 года – впервые было совершено успешное переливание крови от человека к человеку. Сложную операцию провел английский врач-акушер Джеймс Бланделл. Именно его научно-экспериментальный прорыв положил начало развитию не только гемотрансфузии, но и всему тому, что сегодня подразумевается под донорством и трансплантологией.
Открытия – наши, а Нобелевская премия – у американцев
В России повторить опыт английского медика в 1832 году отважился петербургский акушер Андрей Вольф. Он перелил роженице, потерявшей большое количество крови, кровь ее мужа. Все прошло успешно. Но тогда еще не знали о совместимости по группам и множестве других нюансов. Глубоко заниматься этим вопросом в нашей стране стали с 1926 года, с момента организации Центрального института переливания крови в Москве.
Именно тогда началась широкая научная разработка и планомерное внедрение метода на территории всего Советского Союза. Параллельно в СССР пытались внедрить и трансплантологию. Первая в мире клиническая пересадка почки была осуществлена 3 апреля 1933 года советским хирургом, профессором Юрием Юрьевичем Вороным, занимавшимся тогда научными исследованиями и работами в области трансплантологии. Его пациенткой стала 26-летняя женщина, пытавшаяся свести счеты с жизнью, выпив хлорид ртути. В качестве донора Вороной использовал труп 60-летнего мужчины, который скончался в больнице от перелома основания черепа.
Профессор неоднократно отмечал в своих трудах, что «органы трупа в течение определенного времени сохраняют жизнеспособность, а также остаются стерильными». Почку взяли через шесть часов после смерти. Женщина перенесла операцию хорошо. Врачами были зафиксированы значительные улучшения, но, видимо, организм не справился с отравлением ртутью, и через несколько дней пациентка скончалась. Тем не менее, Вороной смог доказать всему миру, что, как он отмечал в своих научных исследованиях, «почки свежих трупов в состоянии оживать и функционировать при пересадке новому хозяину».
Опыт нашего профессора потом пытались десятилетиями повторить в разных странах, но долгожданный успех пришел только в 1954 году к американским врачам Дж. Мюррею и Дж. Мерилу. Они успешно пересадили почку, взятую у живого мужчины, его брату-близнецу. После операции реципиент (тот, кому пересадили орган) прожил более 20 лет. В 1991 году доктор Дж. Мюррей получил Нобелевскую премию за развитие трансплантологии. О нашем профессоре Вороном, который стоял у истоков данного направления медицины, теперь пишут только в российских медицинских энциклопедиях и учебниках.
Особенности российской трансплантологии
В России, согласно федеральному закону «О трансплантации органов или тканей человека», действует презумпция согласия, существовавшая еще в СССР. То есть если человек при жизни не заявил, что он не хочет быть донором после смерти, то он автоматически становится таковым по умолчанию. Врачи даже вправе не спрашивать разрешения на изъятие органов у родственников умершего. Но если близкие скончавшегося сразу после констатации его смерти запрещают производить забор того или органа, то медики должны их воле подчиниться.
И очень часто врачи получают отказ. Наши трансплантологи объясняют это плохой осведомленностью людей и особенностями менталитета. Между тем, по мнению врачей, люди часто просто не осознают, что один умерший человек может спасти сразу нескольких живых. В Европе это понимание пришло в конце 90-х, после громкой истории с семилетним мальчиком Николасом Грином, который погиб в Италии от пули грабителя. После констатации смерти головного мозга родители разрешили врачам использовать органы ребенка для пересадки нуждающимся. Таким образом, Николас спас семерых человек, а в Европе и США сразу же возросло число пересадок органов от посмертных доноров.
В России трансплантологию не только не понимают, но и боятся. Как считает врач-паталогоанатом, медицинский эксперт Александр Эдигер, это связано, прежде всего, с неосведомленностью людей:
Практические результаты говорят о полном хаосе в этой области, включая огромное количество не всегда добросовестных юристов и даже целых юридических фирм, которые спят и видят, как заработать на ситуации, когда им кажется, что органы были взяты неправильно, были нарушены процедуры или органы взяты даже еще у живого человека. Этих случаев достаточно. Они явились одной из причин многолетнего провала в отечественной трансплантологи.
В свое время СМИ в погоне за рейтингами пугали людей историями про черных трансплантологов, про разбор людей на органы. Это нанесло серьезный урон всей отрасли и чуть было не поставило ее в тупик. По словам специалистов, в России сейчас каждое изъятие органов строго контролируется: фиксируется и протоколируется. А рассказы о якобы частных клиниках и криохранилищах – фантазии дилетантов и сказочников. В свое время расследование ООН показало, что факты разбора людей на органы имели место на войне в Косово и даже в Донбассе. Но и эти доказательства многие эксперты ставят под сомнение. В России такое просто невозможно.
Это великолепный сюжет для хоррора. Он эксплуатируется и будет эксплуатироваться, – считает Александр Эдигер. – Только при чем здесь мы? При чем здесь Россия и российское отделение реанимации?
В нашей стране, по заверениям трансплантологов, органы не могут быть предметом коммерческих сделок. Это исключено. Вся проблема в непонимании людьми того, что именуется и подразумевается под трансплантологией.
В России все пересадки органов проводятся за счёт государственного бюджета. В случае смерти пациента на место срочно приезжают специалисты, которые должны оценить, можно ли изымать и использовать его органы. Бригада смотрит единый лист ожидания, куда входят все учреждения Москвы, где проводят трансплантацию, определяет, кому орган больше подходит по различным индивидуальным показателям. Для пересадки могут использовать печень, почки, сердце, легкие и другие органы и ткани, но только в том случае, если донор не был болен онкологией, гепатитом, ВИЧ или туберкулезом.
Чаще всего в России используют посмертное донорство, когда люди умирают от несчастных случаев или инсульта. Но есть еще понятие и прижизненного донорства. В этом случае речь идет о родственниках, которые могут поделиться с близким человеком почкой или частью печени. Пару лет назад была утверждена инструкция по констатации смерти мозга, и теперь врачи еще могут работать и в области детской трансплантологии. Но здесь подразумевается стопроцентное согласие родителей.
Что хотят изменить
Глава Минздрава РФ Вероника Скворцова уже давно хочет сделать трансплантологию более понятной и прозрачной. Недавно она предложила отмечать в паспорте согласие гражданина на донорство. Такой принцип действует сейчас в Америке. Там ставят специальную отметку о разрешении или запрете на посмертное донорство в водительских удостоверениях. Такая практика дает возможность проводить около 20 тысяч трансплантаций в год. В России таких операций проводится в 10 раз меньше.
Глава Минздрава РФ Вероника Скворцова.
Трансплантологи удивлены, что по этим показателям нас обошла даже соседняя Белоруссия. По словам Александра Эдигера, всему виной дефицит донорских органов, который возник из-за невнятной законодательной базы с огромным количеством диких пещерных предрассудков, имеющих место в обществе:
Отечественная трансплантология находится в крайне неудовлетворительном состоянии. И это связано в первую очередь с недостатком трупных органов, недостатком их получения, что приводит к огромным очередям на трансплантацию и, разумеется, с неизбежно большим количеством людей, которые не дождались своей очереди. У нас существует блестящая школа трансплантологов – усилиями покойного академика Шумакова и ныне здравствующих потрясающе великих трансплантологов мы умеем почти все, но у нас существует этот очевидный дефицит (органов).
Сейчас в России разрабатывается новый закон о трансплантологии. В Минздраве рассчитывают, что документ будет внесен в Госдуму в самое ближайшее время. Планируется создание информационной базы тех, кому требуется пересадка органов, и базы добровольных потенциальных доноров.
Кроме того, как отметила Вероника Скворцова, предполагается еще одно новшество. Если человек не выскажется о том, согласен он или нет на посмертное изъятие своих органов, то его родственникам будет даваться возможность в течение нескольких часов после смерти выразить свою позицию.
И вот здесь может возникнуть проблема. Наше общество не готово, да и не приучено думать о будущем своих органов при жизни, в отличие от Запада. Не все люди в расстроенных чувствах могут принять решение о заборе органов только что умершего родственника. Да и не принято у нас так подходить к делу. Именно поэтому многие эксперты задаются вопросом: на кого эта поправка больше направлена, на защиту живых или мертвых?
И как тогда, пока донорство не стало в нашей стране массовым, совершенствовать трансплантологию? По словам Александра Эдигера, любой законопроект должен базироваться на предварительном изучении общественного мнения:
В данном случае речь идет о презумпции согласия на взятие донорских органов после смерти или о презумпции несогласия? Эти два момента абсолютно противоречат друг другу. Насколько мне известно, мнение общества по данному вопросу достаточно жестко. Мое личное мнение — безусловно, презумпция согласия с непременным созданием реестра несогласных на эту тему. То есть присвоение неких персональных или чипов, или тэгов, или еще чего-то, чтобы человек был по определению не согласен в случае, если он теряет сознание или оказывается в состоянии внезапной смерти. Чтобы было ясно, что с ним делать или не делать.
Но проблема в том, что у нас люди не готовы и не хотят думать о том, что будет с ними, а тем более с их органами после смерти. Поэтому рассчитывать на общественное мнение в этом вопросе не приходится. Это мнение надо воспитывать. Но за один день, месяц и даже год это не делается. Но если начать хотя бы с того, чтобы чаще рассказывать в СМИ о тех людях, которые долгие годы мучаются и живут на гемодиализе, дожидаясь пересадки почки, или о детях, нуждающихся в пересадке сердца, то, возможно, люди более сознательно стали бы подходить к вопросу посмертного донорства.
В новом законе впервые планируется ввести и четко определить шаги по реализации понятия «донорство у несовершеннолетних». Категорически будет запрещено посмертное донорство в отношении воспитанников детских домов и детей, находящихся под опекой. Но и здесь на успех мероприятия не приходится рассчитывать. По словам медицинского эксперта Александра Эдигера, в детской трансплантологии дела обстоят значительно хуже, чем во взрослой:
Там ситуация усугубляется тем, что ни о каком волеизъявлении ребенка речь не идет. Следовательно, его интересы или его волеизъявление представлено опекунами или родителями.
Готовы ли мы при жизни распоряжаться своими органами?
Специалисты прогнозируют, что после принятия нового законопроекта уровень посмертного взрослого донорства значительно упадет. Может быть, появятся единичные случаи детского. Многие специалисты в области медицины видят явный перекос в сторону соблюдения прав трупа, а не еще живого человека, которого может спасти пересадка органа.
Ведь, согласно проекту, взрослый человек при жизни имеет возможность выразить свое согласие/несогласие на изъятие органов после смерти. Если он заявил о своем несогласии, то вопросов нет. А если не заявил, то, с одной стороны, провозглашена презумпция согласия — его органы можно изъять. А с другой, в этом же документе оговаривается учет мнения супруга или близких родственников в случае отсутствия прижизненного волеизъявления умершего совершеннолетнего.
То есть получается, что речь идет об испрошенном согласии. А рассчитывать на гуманизм и решение в пользу пересадки органов от умершего к еще живому не приходится из-за отсутствия понимания проблемы обществом, поэтому на выход нашей трансплантологии из тупика в ближайшие десятилетия можно не рассчитывать.
Источник: Царьград