Отчего у нас в поселке у девчат переполох. Кто их поднял спозаранок, кто их так встревожить мог.
Оказывается, В. В. Путин со своим президентским посланием.
Спору нет, и наши западные партнеры по понятным причинам не салютовали новому политическому мышлению России, изложенному во второй части послания. Но отнеслись к нему с приличествующей случаю серьезностью.
Чтобы понять изменения, произошедшие с партнерами, достаточно прочертить линию “путинская мюнхенская речь 2007 года — путинское послание 2018 года”.
Наиболее репрезентативной западной реакцией на выступление в Мюнхене была статья обозревателя LA Times Макса Бута “Putin: the louse that roared” (“Вошь, которая зарычала”). Уже заголовок статьи демонстрировал немалую свободу слова. Если бы тот же Бут употребил подобные эпитеты применительно к мигранту, гомосексуалисту, наркоману, феминисту и так далее, скорее всего, его журналистская карьера закончилась бы в 24 минуты — хотя бы даже герой гипотетической заметки в самом деле был глубоко неправ. Но при назывании российского президента уже не было никаких ограничений. Хотя бы даже продиктованных простейшим чувством вкуса и приличия.
Притом что сама-то речь была достаточно сдержанной:
“В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз — на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!”
Вероятно, пренебрежительная смелость журналиста LA Times, вполне одобренная западным экспертным и политическим сообществом, была связана с такими словами из его статьи: “От некогда могущественной Красной армии осталась одна оболочка по сравнению с эпохой холодной войны: вместо 5,2 миллиона солдат в 1988 году теперь их один миллион, причем моральное состояние большинства из них чудовищно, а снаряжение и того хуже”. Действительно, если боеспособной армии у России нет — одна видимость, то зачем российского правителя слушать и о чем с ним вообще разговаривать?
Прошло одиннадцать лет — и от бесшабашной смелости 2007 года у наших партнеров не осталось и следа. Очевидно, когда им показывают кулак и намекают, что он могилой пахнет, это сильно стимулирует ответственность и рассудительность.
Но это у наших западных партнеров, тогда как наши домашние партнеры, то есть либерально-освободительная оппозиция, такой рассудительности нимало не проявляют и демонстрируют именно что девчачий переполох. Хотя обыкновенно они вполне играют в тон и в лад с прогрессивным Западом. Здесь же, однако, гармонии не наблюдается.
Прежде всего нет никакой ясности в вопросе “что это было?” Если, согласно мнению наших прогрессистов, никакого чуда-оружия в действительности нет и все это не более чем турусы на колесах, — тогда неясны их дальнейшие претензии. Плач об обездоленных инвалидах, детях и пенсионерах, у которых все деньги сожрал ВПК, имел бы смысл, если бы чудо-оружие действительно существовало. Но если его нет и все это сугубый блеф, тогда при чем здесь сирые и убогие. Турусы на колесах — дело очень дешевое, никак не могущее ухудшить жизнь пенсионеров.
То же самое с бурным протестом “Солнечному миру — да, да, да! Ядерному взрыву — нет, нет, нет!” Как может не существующее, по мнению наших домашних партнеров, ракетно-ядерное оружие нового поколения увеличить военные риски? Чтобы их увеличить, это оружие должно для начала иметься в природе.
Если же машина Судного дня все-таки существует, то надо, во-первых, больше не говорить о потемкинских ракетах, тут “или — или”, во-вторых, вспомнить, что это за машина такая. Не секрет — и уже много десятилетий не секрет, что такая машина строится на принципе нанесения партнеру ответного неприемлемого ущерба. “На тот свет, значит, на тот свет — но только вместе с вами”. Что обессмысливает агрессию против державы, обладающей такой неуязвимой машиной, которая сработает даже при самом худшем развитии событий и даст неминуемую обратку.
Именно в том суть гарантированного при любом случае ответа. В послании к партнерам “Не наносите первый удар, не тешьте себя иллюзиями касательно противоракетной обороны. “Мертвая рука” (“Периметр” тож) все равно сработает, и вы даже из нашего гроба получите ответ, который вам не понравится. А если вашего первого удара не будет, то будет вам солнечный мир и прочие житейские радости”.
Или, как сказано век назад:
“А если нет — нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века — вас будет проклинать
Больное, позднее потомство!”
Если, конечно, потомство вообще останется.
Речь идет именно об укреплении несколько подвергшегося эрозии старинного равновесия страха, равновесия, более полувека избавлявшего мир от прелестей третьей мировой войны. И если наши домашние партнеры бьются в конвульсиях от первомартовского равновесного заявления, то либо они совсем утратили способность к рассуждению, либо совсем удручены крушением согревавшей их душу надежды на несокрушимую мощь американской армии и флота и на то, что джи-ай приде, порядок наведе.
Горько видеть крушение иллюзий прогрессивной общественности, но равновесие страха важнее. И ценнее, чем даже такие иллюзии.
Источник