Новости 24Российская вакцина от коронавируса готова и начинает применяться. Самое время задать неудобные вопросы о том, что с этой историей не так и кто более всех заинтересован в том, чтобы русская вакцина не появилась на мировом рынке. Текст статьи подготовлен после бесед с наиболее компетентными российскими экспертами. В процессе написания статьи ни один здоровый ничем не заразился и ни один больной не пострадал.
Поспешное заявление московского градоначальника Сергея Собянина о поголовном вакцинировании вызвало, мягко говоря, неоднозначную реакцию московской и российской публики. Особенно возмутились и возбудились те, кто решил, что “поголовное” означает “обязательное”. То есть “нас заставят”. Нас заставят, а ведь вакцина-то не до конца изученная, не завершён третий этап исследования – клинический, пострегистрационный. Возможны побочные эффекты!
К тому же оторопь вызывает тот факт, что российская вакцина оказалась готова раньше, чем западные аналоги.
Мысль о преимуществах российской медицины и/или науки перед западной в постсоветских мозгах умещается с трудом. Может ли быть так, что американцы и швейцарцы ещё не сделали, а наши – уже? Может ли вообще быть так, что у нас что-то лучше, чем в Америке? Агитация “патриотов заграницы” в данном случае находит отклик даже у многих из тех, кто обычно стоит на патриотических позициях.
- Между тем большая часть вопросов о российской вакцине, созданной в Институте Гамалеи, имеет простые и понятные ответы.
Вакцина опасна? Побочные эффекты возможны?
Да и нет. При массовом вакцинировании – только в России 148 миллионов граждан, добавьте сюда граждан стран, уже заинтересовавшихся покупкой вакцины, например, Белоруссии и Ирана (10+80 миллионов человек). Более двухсот миллионов вакцинируемых в первую очередь. А всего, даже если в Западной Европе никто русским доверять не станет, а станут ждать своих вакцин, не менее одного миллиарда человек. При таком количестве получателей вакцины неизбежно найдётся несколько десятков тысяч (на миллиард!!!), у которых будут выявлены какие-то побочные эффекты. Люди, в отличие от препаратов, не производятся на конвейере. У людей случаются тяжёлые (и в том числе не выявленные вовремя) хронические заболевания. Люди, бывает, принимают лекарства, плохо совместимые с другими лекарствами. У людей бывают тяжёлые стрессы. И последствия ранее перенесённых тяжёлых зараз бывают тоже. Шанс лично у вас, читатели, жителей благополучной страны с хорошей системой здравоохранения, постоянно наблюдающих своё здоровье с помощью врачей, оказаться в числе тех несчастных, кому “светят” побочные эффекты, минимален.
Да, но почему слишком быстро закончились испытания?
Наши западные партнёры и наши отечественные паникёры постоянно пишут о том, что вакцину выпустили на рынок и сертифицировали слишком быстро. Собственно, это “слишком быстро” – главный упрёк и главный источник подозрений. Между тем наши оказались лидерами мировой фармацетической гонки отнюдь не случайно. Все дело в том, что вакцина от ковида создавалась не на пустом месте. Разработки на основе человеческих аденовирусов создавались еще 10-15 лет назад. Препараты на их основе, в частности от лихорадки Эбола, использовались для вакцинации десятков тысяч человек. И безопасность этих разработок – один из главных факторов обеспечения безопасности новой вакцины.
Вакцина от ковида создавалась не на пустом месте. Разработки на основе человеческих аденовирусов создавались еще 10-15 лет назад.
При этом надо понимать ещё две вещи.
Во-первых, исследования не прекращаются, они идут прямо сейчас, причём об этом широко сообщается в прессе. Добровольцем на постклиническом этапе может стать едва ли не любой желающий.
Во-вторых, и это очень важно, современная, принятая в мире система испытаний и сертификации новых препаратов существовала не всегда. Собственно, большая часть привычных нам эффективных лекарств таких испытаний не проходили – а если бы проходили, они появились бы значительно позже. Простейший пример: пенициллин был впервые выделен в 1940 году, в 1941 году укол пенициллина впервые был сделан человеку. Так началась эра антибиотиков. Учёные, создавшие пенициллин, получили Нобелевскую премию в 1945-м – и неудивительно, ведь лекарство спасало от заражения солдат союзников на фронтах Второй мировой как минимум с 1943 года. Если бы пенициллин сертифицировался так, как принято на Западе сейчас, к 1945-му его ещё не было бы на рынке. И никого на войне пенициллин бы не спас.
Сейчас цикл исследований, испытаний, сертификации и прочего на Западе занимает заведомо больше пяти лет. Десять испытаний для нового лекарства – норма.
Почему так долго? Так тщательно исследуют? Да, конечно, но гораздо важнее, что чем дольше идёт работа над патентованным препаратом, тем дороже он потом стоит на рынке. Всё определяется прибылью. Новые патентованные средства, производить и продавать которые имеет право лишь одна из компаний “бигфармы”, очень дороги. И со временем все дороже. Технологически наладить массовое производство любого патентованного лекарства в современном мире можно. Получить более дешёвый препарат – можно. Но фармкомпании в этом отнюдь не заинтересованы. Они заинтересованы в обратном: лекарств должно быть сравнительно мало, их должно хватать не всем, они должны быть дороги.
А если кто-то предложит эффективное лекарство дешевле? Непорядок, надо его срочно скомпрометировать.
Всюду деньги, господа
При этом способ компрометирования лекарства не важен. Достверность не важна. “Негативный фон в отношении того или иного препарата может быть создан и без выявления побочных эффектов при испытаниях”, пишет в РБК директор по развитию компании RNC Pharma Николай Беспалов. Достаточно сомнений (искренних или нет) в качестве той или иной вакцины. Ярким примером стала дискуссия вокруг публикации статьи разработчиков российской вакцины из Центра Гамалеи в журнале Lancet.
Публикацию поставили под сомнение. Оправдывайтесь, русские учёные! Оправдывайся, Lancet! А мы пока начнём рекламировать свои вакцины, нам нужнее…
Но, кстати, говоря, а почему нужнее-то? Да потому, что корпорации хотели бы продавать вакцину своего производства – причём патентованную! – по монопольно высоким ценам мировым правительствам. Начиная с правительства Соединённых Штатов. Ещё весной Дональду Трампу обещали вакцину (первую в мире, разумеется) по цене примерно $700 за укол. Дальше обещаний дело пока не пошло – разработка не завершена. Но дело в том, что конкурировать с “этими русскими”, которые выводят вакцину на рынок за какие-то копейки (а для своих граждан будут распространять её вообще бесплатно), с таким предложением невозможно.
Однако и цена вакцины – это лишь дополнительная прибыль.
Настоящая прибыль фармкорпораций определяется, как ни странно это звучит, не только и не столько стоимостью лекарств, сколько стоимостью акций корпораций на бирже. Сообщение о подготовке вакцины от страшного, угрожающего всем людям доброй воли вируса акции компаний поднимает (или позволяет им устоять тогда, когда все остальные акции рушатся в связи с всеобщим экономическим кризисом). Сообщение о том, что вакцину успел вывести на рынок раньше кто-то другой, акции роняет. Чтобы этого не случилось, надо доказывать публике, что эта, раньше подготовленная в далекой варварской России вакцина – плохая.
Каждый российский “оппозаяц”, в том числе и самый честный и благонамеренный, который сегодня публично сомневается в ценности вакцины Института Гамелеи, не абстрактно “льёт воду на мельницу врага”. Он совершенно конкретно зарабатывает деньги для западных фармкомпаний. Для американской “Модерны” или Pfizer, англо-шведской “Астра-Зенеки”… Для кого угодно, только не для отечественных фирм. По простейшей причине: все эти компании, названные и неназванные, присутствуют на фондовом рынке. А Института Гамалеи там нет. А вакцина уже есть.
И нет ничего глупее, чем помогать Западу её скомпрометировать.
Источник: